Деконструктивизм отечественный

Торговый центр Елизаровский Архитектор Э. Мирер, дизайнер С. Косниковский

Питер - город интеллектуальный и его новостройки в полной мере подтверждают древний тезис о том, что, умножая познание, мы умножаем и скорбь. Современная петербургская архитектура отличается удивительной серьезностью, зачастую доходящей до мрачности. Впрочем, и у нас можно наткнуться на объект, вызывающий незапланированную безымянным или известным зодчим улыбку. Но она появляется вследствие эффекта, широко используемого комиками, которые любят оттенять несуразность своих действий нарочитоторжественным выражением лица...
На этом фоне здание торгового центра, построенное у станции метро "Елизаровская", производит впечатление белой вороны. Совершенно ясно, что ирония и занимательность непривычной постройки изначально подразумевались авторами, характеры которых заставляют вспомнить о единстве и борьбе противоположностей. Однако этиология отечественного деконструктивизма остается загадкой, и предлагаемые вниманию наших читателей интервью с Эдуардом Мирером и Сергеем Косниковским - попытка выяснить, откуда он взялся и как пробился сквозь серый питерский асфальт.

Н.Ш. - Эдуард, традиционный вопрос к автору нетрадиционного объекта: откуда он взялся?
Э.М. - Он долго и мучительно рождался в стенах "Ленпромстройпроекта" разными людьми и по-разному. Причины были объективные: кончались деньги у заказчика, сменялись исполнители, проектирование приостанавливалось...
Н.Ш. - А как Вы к нему приобщились?
Э.М. - Игра случая: я был невольным свидетелем мучительных поисков моих коллег и невольно сделался соучастником. Что-то не получалось - любому творческому человеку знакомо состояние, когда задача начинает задыхаться в собственных противоречиях и кажется неразрешимой. И тогда необходим катарсис - все результаты поисков выбросить вон, начать с чистого листа и сделать все наоборот. При этом найденное ранее обязательно проявится в новом решении, но в совершенно неожиданном для самого творца качестве.
Н.Ш. - Вам мешали?
Э.М. - Наоборот! Человек я в этой мастерской новый, достаточно независимый, до этого долго не служил. Но атмосфера в отделе доброжелательная, люди интеллигентные, главный архитектор - мой институтский друг... Так что остается только поблагодарить своих соратников, которые создали психологический комфорт для такой неординарной работы. К тому же теперь нет техсоветов как высшей и последней стадии коллективного подавления творческой мысли - достаточно одной такой "схватки титанов", проведенной, чтобы "уберечь архитектора от ошибок" - и никакого нетрадиционного объекта не было бы и в помине.

Н.Ш. - Вам понравилась задача?
Э.М. - Мне понравилось, что это ни к чему, вроде "петербургского стиля" не обязывает, и уже есть канва. И главное, было ощущение: идея вот-вот осенит своим божественным крылом, и необходимо сделать все очень быстро, между делом.
Н.Ш. - Интонация, с которой вы произносите словосочетание "петербургский стиль", отдает явным скепсисом...
Э.М. - Для кого-то - это просто способ навязать усредненное мышление, удобное тем, кто в течение 70 лет творил, делая наш город все более "выдержанным в духе традиций", а по существу - все более серым. Для преуспевающих архитектурных фирм - это чистая коммерция. К этому так и надо относиться - с пониманием. А кроме того, все разбираются в архитектуре и медицине: знают, что испанская мебель - это хорошо, белорусские обои - немного хуже и что "вот раньше умели строить". Для них петербургский стиль особенно дорог.
Н.Ш. - Но есть ведь и заказчики. Неужели они разделяли ваши стилистические антипатии?
Э.М. - Вы мыслите очень сложно, мой друг. Они хотели, чтобы было "много стекла и красиво" и, конечно, очень дешево. Симпатии и осознание того, что они получат в итоге, возникли потом, по ходу дела. А мне хотелось, чтобы связи с контекстом были не прямыми, а опосредованными.

Торговый центр "Елизаровский" в контексте родной окружающей среды.

Н.Ш. - Кстати, о контексте - район, где построено здание, не назовешь архитектурной сокровищницей...
Э.М. - Район страшно разнородный, безликий. Здесь все наше, родное - неумолимо унылая демонстрация всех этапов советской архитектурной прозы. Тут и сталинские дома, и постройки шестидесятых, и просто развороченные останки зданий, и тополя эти жуткие. Необходимо было найти мотив, отличный от этих скрежещущих антимузыкальных звуков. Ведь сам объем был уже, по сути, спроектирован и другим быть не мог, потому что каждый сантиметр этого пространства должен быть продан, речь шла о создании внешней оболочки, несущей яркий, запоминающийся образ торгового здания. Поэтому метод проектирования был, скорее, дизайнерский, нежели ортодоксально-архитектурный. Никакой "окаменевшей музыки" и куполопрозрачных "храмов" для продажи "шавермы" и дешевой косметики - взамен этого эффектная упаковка для всей этой роскоши. Вместо бездумного остекления - глухая стена (кстати, функционально оправданная в торговом доме) как мощный контраст внешнему хаосу. Зелено-полосатая поверхность - метафора подарочной упаковочной бумаги, украшенной звездамиокнами, разбросанными в прихотливом порядке. Словом - подарочная коробка с лентами-завязками - козырьками и "лейблами" - рекламой. Единственный разрыв - главная лестница, устремленная вверх, активно демонстрирующая главный контрапункт - строгую ортогональ конструкции и свободный наклон стен.

Здание тепловой станции до и после редизайна, произведенного архитектором Хундертвассером.

Н.Ш. В общем, довольно экстравагантная эстетика подкрепилась функцией...
Э.М. - Хотелось большего - больше цвета, больше декоративности, чтобы было легко, на грани кича ... Чтобы Меркурий там царил - не из мрамора, а из пластмассы, розово-зеленый. Я, кстати, потом уже побывал на Ганноверской выставке и там меня впечатлило некое совпадение направления мысли. Не только в архитектуре: символом ЭКСПО были работы Ники де Сан-Фаль, известной старой проказницы, ныне - крупнейшего мэтра искусства среды. Можно также сослаться на творчество Хундертвассера (см. фото 4) и Ботеро. Художники этого направления опираются на кич как на мощный коммуникативный язык, апеллирующий непосредственно к инстинктам массового сознания. Намеренно-незамысловатый, по-детски агрессивный, открытый всем влияниям и стилям кич - давно используемый инструмент очеловечивания среды и развенчания ложно-пафосных установок. Пусть высокомерная вульгаризация, подчас имитация и пародия, дешевизна в сочетании с причудливостью - но за всем этим пульсация подлинного оптимизма, непосредственный жест подлинного гедонизма - истинной веры нашей цивилизации.
Н.Ш. - А какова была реакция будущих владельцев на торжество " детской агрессивности"? Э.М, - Вначале оторопь, потом - крик, но им объяснили: перед вами выбор - или вы получите ничто, или нечто такое, о чем каждый будет знать, что оно у Елизаровской. Выбрали. Сработал предпринимательский инстинкт, и с тех пор, мне кажется, заказчик ни разу о своем выборе не пожалел, особенно укрепив свою веру в торжество новой архитектуры после благожелательного приема у главного архитектора города. Этот факт говорит о многом - значит, можно оставаться самим собой и делать то, о чем лет двадцать назад и мечтать было преступным. В общем, все получилось как-то легко, без тяжелых претензий, хотя некоторая скандальность вокруг объекта присутствовала и вблизи, и поодаль.
Н.Ш. - Это не удивительно. Зато удивляет, что в разговоре Вы постоянно апеллируете к живописи. Вы, вообще-то, архитектор?
Э.М. - Несмотря на то, что я дипломированный архитектор, вся моя жизнь связана с живописью. В архитектурном институте этому не научишься. Слава Богу, были и есть еще художники, с которыми меня свела судьба в очень далекие годы. В огромной степени они и сделали меня таким, какой я есть. С удовольствием назову их имена: Я.Я. Лаврентьев, С.П. Мосевич. Поэтому архитектура для меня - одна из составных частей пластического искусства, наименее литературная из всех, но живущая по тем же законам, что и остальные.
Н.Ш. -Таким образом, живопись была для Вас любимым, но дополнительным занятием?
Э.М. - Когда как: были периоды, когда она, любимая, поглощала меня целиком. Я и за границу впервые попал именно как художник.
Н.Ш. - Вернемся на родину - между прочим, некоторые утверждают, что в стилистике "Елизаровского" присутствует аромат двадцатых годов. Это результат сознательного погружения в ту эпоху?
Э.М. - Конечно, нет - все это было неосознанно. Но стиль, который существует внутри меня, предполагает такую перекличку: мне глубоко чужды всякие "воспоминания о классике".
Н.Ш. -Почему, собственно?
Э.М. - "Творческое освоение классики", которое затмило сейчас умы, в принципе, мало отличается от творческого освоения классики тридцатых годов. Говорят - " так это же постмодернизм". По-моему, есть его советская разновидность, страшно серьезная, с насупленными бровями, озабоченная мастерством, где главная цель - "достать до бабок". А настоящий постмодернизм - это непринужденная игра метафор, ирония, подчас - возвышенный стеб.
Н.Ш. - Но принято считать, что это - отличная школа мастерства.
Э.М. - Мне импонирует подход к искусству, принятый в дзэн-буддизме: искусство как "неискусство", как акт непосредственного творения, как игра. А где игра, там юродство, за которым и прячется сокровенный смысл, хрупкий и многозначный. Как сказал Чжуан-Цзы, "оставь мудрость, отбрось знание, это окупится во сто крат, стань белым листом, лелей непосредственность". Хочется надеяться, что в доме на "Елизаровской" все произошло согласно этим древним рецептам - непонятно как, из дешевых материалов, без грамма архитектурного жира появилось нечто, говорящее само за себя.
Н.Ш. - "Скрыл от премудрых, и открыл детям неразумным"... Вряд ли Сергей Косниковский, который разрабатывал дизайнерское решение здания, подписался бы под подобным тезисом - с ним все-таки очень разные люди.
Э.М. - Разные-то разные, но в главном - одинаковые. Он мгновенно оценил игру, принял ее правила, подчеркивая и обогащая архитектурную мысль. И с присущим ему благородством всячески удерживал меня от проявления безумия (хотя только это и ценно в искусстве). Да и овеществленный "мондриан" на главной лестнице - целиком его заслуга.

Н.Ш. - Ну что же, посмотрим, как он сам прокомментирует вашу общую работу...
Н.Ш. - Сергей, дом на "Елизаровской" - строение, безусловно, неординарное. Вам как дизайнеру было сложно работать над этим объектом?
С.К. - Нет, и вот почему. Я окончил Мухинское училище в те времена, когда само слово "дизайн", которым мы сегодня крутим и вертим, как хотим, только входило в обиход, а преподавателями у меня были такие мастера художественного конструирования, как И.А. Вакс, Л.С.Катонин, Н. Н. Устинов - школа сильная. И потом я довольно быстро понял, что существует Художественный фонд и другие организации, которые позволяют мне работать в качестве свободного дизайнера. То есть если есть заказы, дизайн дает возможность быть свободным и постоянно расширять профессиональный диапазон. Большинство дизайнеров трудились на одном месте - в штате того или иного промышленного предприятия, а я сегодня делал станок, завтра - прибор, послезавтра - авторучку. У меня была возможность не быть привязанным к одному стилю проектирования и прочувствовать общие закономерности в дизайне. Поэтому мне легко находить ассоциативные связи, и когда появился этот дом, никаких комплексов я не испытывал. Если дом хорошо нарисован, разрабатывать дизайн легко.
Н.Ш. -Надо отдать должное вам обоим - объект получился цельным...
С.К. - Когда Мирер принес мне свой дом, он сказал, что, во-первых, должна быть рекламная надпись, а вовторых - необходимо обозначить уровни торговли. И появилась идея - началась она с бокового фасада, я скомпоновал там наклонные надписи и цветные треугольники вокруг окон, один уровень синий, второй желтый, третий красный. Это мне позволило сделать надписи соответствующими цветами, а характер шрифта был выбран достаточно нейтральный, чтобы несколько успокоить и без того активную и динамичную композицию здания. Дальше все было просто. Отсюда автоматом вытекает цветовое решение интерьера, в частности - лестниц. То есть был найден единый прием и для фасада, и для интерьера. Кроме того, здесь уже все заложено на случай, если владельцы захотят разрабатывать фирменный графический стиль.

Н.Ш. -Вы считаете, что дизайн нуждается в четком логическом обосновании?
С.К. - Особенностью профессии промышленного дизайнера является всесторонний анализ проектируемого объекта, его функциональных и эстетических достоинств и недостатков. Это в равной степени относится и к архитекторам, но в дизайне, на мой взгляд, такой оценочный, а затем и творческий спектр шире, поскольку имеешь дело с разнообразными по конструкции и назначению изделиями и объектами. Новизна должна быть осмысленной. Здесь важно ясно осознавать, почему эту вещь ты считаешь новой и чем она отличается от того, что было раньше. Если у тебя поверхностный взгляд на вещь, то ничего стоящего не получится, как бы ты ни покрасил. Это будет безвкусно. Конечно, люди имеют право говорить: "это красиво", не давая себе труда объяснять - почему, и они имеют право так жить. Но мы-то не имеем права так проектировать.
Н.Ш. - Сурово, но, возможно, справедливо. А само здание с этой точки зрения вас ничем не смущает?
С.К. - Во-первых, здание для меня - это данность. А во вторых, когда мы говорим о формировании среды, то, по-моему, нет таких стилевых или композиционных законов, которые нельзя было бы преступить. Разумеется, должны соблюдаться эксплуатационные нормы, хотя, например, маленькие треугольные окошечки, которые являются активными элементами композиции, носят сугубо декоративный характер. Фактически, архитектор искусственно снизил освещенность. Но для меня ясно, что если бы он остеклил по-другому, дом утратил бы свою индивидуальную образность.
Н.Ш.- И все же для Питера дом очень экзотичен...
С.К. - Его более корректно рассматривать в контексте района, чем в контексте города. Хотя, конечно, люди, которые садятся на станции метро "Елизаровская", выходят через десять минут на Невском проспекте. Но сам район застраивался беспорядочно, и он - самый промышленный в городе: если ехать по набережной, начинается проспект Обуховской обороны, направо - экскаваторный завод, здесь - таксопарк, "Спецтранс", и так далее. Поэтому никакого раздражения в связи с застройкой центра города дом у "Елизаровской" у меня не вызывает. Там, конечно, видно, что явно хорошо, но здесь, по моему мнению, тоже неплохо: первое, что я для себя отметил - этот проект ничего не портит и не разрушает, а, может быть, наоборот, создает некий зрелищный акцент на фоне окружающей среды. Правда, жалко, что он зажат домами и стоит так, что деревья несколько заслоняют боковой фасад. Вообще, если такой дом поставить, скажем, на Марсовом поле, эффект будет гораздо больше. Но именно в этом месте горожане совсем не избалованы подобными объектами. И когда мы начали снимать леса, так что появлялись цветные полосы и буквы, я слышал отзывы людей разного возраста - им это явно нравилось.
Н.Ш. - Для вас это важно?
С.К. - Конечно. И даже важнее, чем то, что здание нравится вам. Хотя это тоже приятно.